Михаил Симаков: "Считается, что слух более древнее чувство, чем все остальные"

- Михаил, вы стали писать музыку для кино от невозможности слушать те саундтреки, что звучат в современных фильмах? Или хрестоматийно - из сора, переживаний, опыта, воспоминаний? Или от того, что в составе группы не все тогда сказали? 

- В группе я пел и играл на саксофоне и на прочей фигне. Я тогда написал одну только песню. И не потому, что остальному коллективу не пришлись по душе, а просто в принципе я написал ее единственную. По-хорошему, я не занимался этим никогда. Потом, когда «Апрельский марш» прекратился, где-то, наверное, с конца 90-х, во мне зудело, зудело, я пробовал что-то самостоятельное писать. Ни для чего абсолютно, просто из серии «потому что не могу не делать». Все это копилось, копилось. Современные компьютерные технологии позволяют, в общем-то, достаточно пестро это делать: оркестры использовать, хоры - сейчас хорошие появились. И компьютер в данном случае – хороший инструмент. Для меня это стало отдушиной. И главное, я могу заниматься этим дома. В одиночку. И вот, когда накопилось уже где-то треков 30, я подумал: наверное, надо отобрать лучшее. Не издать, а просто зафиксировать. Вот такой набор музыки. И я, честно говоря, не воспринимал это, как музыку для кино или мультфильмов, пока не показал одному приятелю, второму. Тому же Пантыкину. Они говорят: «Слушай, так это вот конкретно киномузыка. К гадалке не ходи». Я сам никогда бы не подумал.

 - Некоторые ваши треки сами по себе уже кино. Пианино, синие чайки кричат, ключи в связке звенят… 

- То, что вы говорите –  чайка пролетела, шаги – это в реальности так и было. То есть, понятно, что это не происходило в одном помещении. Все это, так или иначе, было записано и смонтировано. Как-то я оказался в гостях у одного приятеля француза. У меня был диктофон, я положил его рано утром на подоконник, чаек записывал. Там его и оставил, забыл. Друган вышел на кухню покурить, а в это время кто-то в подъезд заходил. Я был в другой комнате, где стояло пианино. Вдруг вспомнил, что я три класса фортепиано в музыкальной школе когда-то окончил. Сидел, брякал. Потом, когда прослушал запись, подумал: ну дак а че, если условно говоря, я играю на пианино, в другой комнате кто-то ходит, кашляет – все это создает определенное настроение. На эту же последовательность аккордов потом полностью легла пьеса на японской флейте. Я просто записал знакомого японца, который выступал. А как-то включил одновременно в двух плеерах. И аж не по себе стало. Потому что он играет в другой тональности, он играет без ритма, у меня же сыграно в определенном ритме, в иной тональности. Но все просто идеально легло от начала и до конца. Потом в каком-то другом треке мне не хватало человеческого голоса. И я не песню сочинял, а брал из понравившегося фильма несколько фраз. Вот мой любимый «Афера Томаса Крауна», который по настроению подходил. На самом деле, это не моя идея. Это делалось несколько раз в мире, выпускались альбомы с таким подтекстом, что это музыка для несуществующего фильма.

 - А казалось, все проще. Вы работаете на радио, и у вас в фонотеке давно уже есть все. От звука завязывания шнурков тучным человеком до таяния льдов на озере Неро. 

- Нет, мне интересна магия живого. Вот я давно работаю на радио, и я точно знаю, что на телевидение не пойду. На радио, допустим, начал вот так дышать в микрофон (озвучивает) и вроде как уже море. А по телеку вот как показали – так и есть. Хотя и я объясняю, но не все. Попробую рассказать. Музыка – ведь она же вообще абстрактная. Грустная, а кто-то говорит, наоборот – жизнеутверждающая. Моя любимая группа Dead Can Dance. Я был несколько раз на их концертах, я выходил оттуда, и у меня как будто кровь поменяли, просто распирало от энергии. А некоторые люди убегали со словами там: «А-а-а, ужас могильный, холодом повеяло». Все абстрактно. Поэтому, допустим, в каком-то треке мне хочется, чтоб была одна музыка, а в каком-то придать этой музыке некоей осязаемости, направить мысль.

- Да, по-своему интерпретировать.

 - Вы меня натолкнули на такую мысль. Я об этом никогда не думал. Смотрите, в кино, если показывают лицо человека или пейзаж, интерьер, допустим, 30 секунд одним планом, как у Тарковского, то, если это вообще без звука, мы воспринимаем это как ожидание некоего экшна. Кто-то должен зайти, что-то должно случиться, но пока не понятно, что. Если на фоне этого лица будет гнетущая музыка, то мы будем ждать чего-то страшного и плохого. Интерьер станет неуютным. Будет подсознательно казаться, что человек замышляет что-то. Или против него что-то замышляется. Но если музыка будет светлая – мы в первую очередь будем воспринимать уже не картинку, а в большей степени музыку. Считается, что слух более древнее чувство, чем все остальные. 

- В кино, на мой взгляд, закреплена такая технология или регламент. Есть определенная тема, и она проходит в разных вариациях. Либо эта тема закреплена за героем – классический пример «Крестный отец»: когда герой появляется на экране, звучит аллюзия. Либо это основная тема, которая может проявляться в разных интерпретациях. Причем, может вдруг в мажоре прозвучать. Поэтому, если кто-то скажет мне, что, да, вот этот трек как основная тема мне подходит, только нужно, чтоб вот тут быстрее, а тут сыграть, к примеру, на скрипках, а здесь другим тембром, то это не проблема. Единственное условие, поскольку я не профессиональный композитор, в том смысле, что я не зарабатываю этим, я, конечно, не под всякое подпишусь. Все-таки надо, чтоб хоть как-то вдохновляла идея картины, цепляла. Тогда я готов и новое с режиссером бесконечно рожать.

Музыку Михаила Симакова можно послушать по ссылке.